Корабль-призрак
Глава первая
Встреча в международных водах
Как-то утром, после того как наш траулер миновал Фарерские острова по пути на промысел, в радиорубку вошел капитан. Было время моей вахты, я сидел на диване с книжкой в руках и слушал эфир.
– Как дела? – поинтересовался он.
– Отлично, – бодро ответил я.
– Книжку читаешь?
– Пытаюсь английский выучить.
– Ну и как?
– Пока не очень.
– Э-э-э, брат, – протянул капитан, – английский надо знать.
– Вот я и стараюсь.
Кэп присел на диван рядом со мной.
– Придется мне отвлечь тебя от важных дел, – сказал он тоном, словно я действительно занимался «важными делами» – например, пил пиво и смотрел футбол, – садись за ключ.
Я понял, что предстоит немного потрудиться.
– Отбей в контору.
Кэп стал читать, а я работать на ключе.
«Начальнику пароходства товарищу Жирдяеву А. И.
Уважаемый Алексей Иванович!
В северной части Атлантического океана с координатами 67.38СШ и 4.25ВД встретил брошенное судно. По внешнему виду сухогруз класса река-море. Название и порт приписки определить не представляется возможным. На световые и радиосигналы не отвечает. Планирую выслать досмотровую команду. Прошу подтверждения.
Капитан траулера «Удача» Круглов С. Г.».
Закончив работу, я удивленно глянул на кэпа:
– Какое еще брошенное судно?
– А ты в иллюминатор посмотри, – предложил он.
Круто! Старая посудина мягко раскачивалась на легкой волне примерно в сотне метров.
– Корабль-призрак, – прошептал я.
– Он самый, – засмеялся капитан, – полный привидений и под завязку набитый ящиками с награбленными сокровищами.
Ну я и купился, как щука на блесну.
– Товарищ капитан, разрешите мне участвовать в досмотровой команде!
– Участвуй, – улыбнулся он, – не мне же таскать сундуки с золотыми дублонами.
Я обрадовался. Золото… Бриллианты… Если бы я знал, к чему все это приведет, то попросил бы деда («дедом» называют главного механика на судах гражданского флота) привязать меня к креслу с кляпом во рту!
– Шучу я, – рассмеялся кэп, увидев в моих глазах отблеск сокровищ, – просто старое ржавое корыто.
– А почему его бросили?
– Кто знает. Наверное, что-то связанное со страховкой. Надеялись, что затонет, а оно все плавает. По морям, по волнам… Как придет ответ из пароходства, принеси.
– Понял, товарищ капитан, – ответил я.
И кэп вышел из радиорубки, напевая себе под нос:
По морям, по волнам,
Нынче здесь, завтра там,
Там, тарам-тарам-тарам-тарам...
По мере того как капитан удалялся от радиорубки, звуки песни становились все глуше. Классный мужик наш кэп! Настоящий морской волк! Спортом занимается – Терминатор рядом с ним покажется несчастным заморышем. К тому же поэтическим талантом не обделен, стихи пишет. Недавно прочитал мне свое новое произведение, кстати, написанное про себя лично:
В Ленинграде-городе,
У Пяти Углов,
Получил по морде
Серега Круглов.
Пел немузыкально,
Скандалил,
Ну и, значит, правильно,
Что дали.
– Товарищ капитан, вы это сами написали? – спросил я тогда. – Гениальная вещь!
– Ну… – замялся он, – понимаешь… На самом деле я взял стих Владимира Высоцкого и вставил туда свои имя и фамилию…
Глава вторая
Блеск золотых дублонов
Я срочно снял со стены трубку внутренней связи и позвонил деду:
– Михалыч! Ты призрака видел?
– Какого призрака? – не понял дед.
– Корабль-призрак! Болтается у нас по левому борту!
– Понятно. Вот почему пришла команда сбросить ход.
– Поднимешься?
– Конечно!
Минут через пять главный механик появился в радиорубке. Мы с ним еще с первого дня сдружились. Честно говоря, его вид мне показывает, что было бы, если бы я стал механиком и постарел лет на двадцать. При мысли «если бы я стал механиком» меня до сих пор оторопь берет!
Бросив на корабль-призрак один лишь взгляд, Михалыч сказал:
– Старая калоша. По морям лет двадцать болтается. И, надо же, до сих пор на плаву… Похоже, малый сухогруз-каботажник. В пароходство сообщили?
– Уже. Ответа пока не было. Кэп включил меня в досмотровую команду. Ты пойдешь?
– Это не дедовское дело. Есть второй механик, пусть попрыгает.
– Разве тебе не интересно? А вдруг там сокровища? Золото и бриллианты?
Михалыч посмотрел на меня, как на умалишенного:
– Единственное, что там можно найти, это трупы. Точнее, давным-давно иссохшиеся скелеты.
На мгновение мне стало не по себе. Однако блеск золотых дублонов оказался сильнее страха. И тогда я провел жесткий запрещенный прием:
– А вдруг там коньяк остался? Представляешь, целый ящик Хеннесси двадцатилетней выдержки!
И дед купился! Он вообще был выпить не дурак, особенно приличного коньячку. Это я с нашей первой встречи хорошо уяснил.
– Ладно! Пойдем! Но учти: если коньяка не окажется, купишь мне бутыль в Роттердаме на обратном заходе. Согласен?
Жадность схватила за горло, но пришлось согласиться. С дедом скелеты мне были не страшны.
– А как ты думаешь, куда подевалась команда?
– Сложно сказать. В море происходит много странных вещей. Могли попасть в инфразвук. В таком случае люди сходят с ума. Им могло показаться, что корабль тонет или горит. Спустили шлюпки или просто попрыгали за борт.
– Мне всегда казалось, что все эти истории про инфразвук просто байки.
– Не знаю… Я сам никогда не попадал. Также могли оказаться в зоне выброса метана и отравиться газом. Да мало ли что...
Какое-то время мы помолчали. Иногда корабли не возвращаются, и причины этого не всегда можно установить. Лично я предпочитал не думать о таких вещах. Как вы понимаете, подобные размышления не способствуют поднятию настроения.
– Неужели эта посудина двадцать лет дрейфует по морю и ее ни разу никто не встретил? – спросил я, чтобы прервать затянувшееся молчание.
– Это вполне возможно. Океан огромен. Судно могло остаться без управления у берегов Северной Америки и оказалось подхваченным течением. Потом Гольфстрим попадает в Мексиканский залив, отклоняется в океан и сталкивается с холодным Лабрадорским течением. В результате этого столкновения Гольфстрим поворачивает к берегам Европы, поднимается на север и примерно в этом районе, точнее, чуть восточнее теряет свою силу. Так что корабль-призрак мог совершить длинный путь и потратить на это много лет. Видишь, какой ржавый!
Челюсть у меня отвисла:
– Откуда ты все это знаешь? Ты же механик, а не штурман.
– Насколько я помню, ты в высшей мореходке в Калининграде учился? – спросил дед.
– Ага, – подтвердил я.
– Я тоже. Разве вам не преподавали океанологию?
– Нет. Зачем она радистам?
Глава третья
В которой я бы с удовольствием посвятил читателя в краткий курс океанологии, если бы его знал
Краткий курс океанологии все-таки был. Но благодаря своей глупости и природной лени я решил, что и без нее прекрасно обойдусь. У меня были дела поважнее – во время обучения в мореходке я подрабатывал свадебным фотографом. И преподаватель океанологии – маленькая сухонькая старушонка Алла Васильевна (подпольная кличка Ведьма) узнала о том, что я свадебный фотограф, от моего однокурсника Антона, с которым мы иногда проводили время с большой пользой для души и тела с бокалом пива в руках. И этот несчастный Антон являлся не кем иным, как женихом любимой внучки Аллы Васильевны. Почему несчастный? Сейчас расскажу!
Как-то раз, уже после свадьбы, я зашел к нему домой, чтобы взять какие-то конспекты. Мы стояли в коридоре и обсуждали разные дела, не имеющие к настоящей истории ни малейшего отношения. Дверь в комнату отворилась, и на пороге появилась его любимая (теперь уже женушка) Вера. Она и на свадьбе не показалась мне особенно привлекательной. И вообще, если вспомнить мою фотографическую молодость, чаще всего мне с моделями везло как утопленнику. Ведь сделать красивое свадебное фото невесты модельной внешности – раз плюнуть. Навел камеру, нажал кнопку – и получи шедевр! Но чаще мне попадались невесты, внешность которых была несколько далековата от модельных стандартов. А красивые фото вынь да положь! Что же было делать? Приходилось помучиться!
Впрочем, я отвлекся…
Ну так вот, вышла Вера из комнаты. Здоровенная бабища, с меня ростом и в два раза шире в плечах. Мастер спорта по гребле, это не хухры-мухры! Смерив нас презрительным взглядом цепких стальных глаз, она потерла квадратный боксерский подбородок крепкой ладонью и с нежными интонациями прирожденного садиста поинтересовалась:
– Что, алкоголики, решили выпить?
Бедный Антошка аж присел! Он и так был щупленький и небольшого роста, а тут стал ниже меня на целую голову.
– Дорогая, как можно! Я же обещал – больше не капли!
– Смотри у меня, – и, повернувшись ко мне, добавила: – а ты, если попытаешься споить моего мужа, будешь иметь дело со мной!
И Вера показала мне здоровенный кулак.
Я улыбнулся. Наверное, в тот момент она хотела меня испугать, но, не заметив никакого страха в моих глазах, сама расстроилась. На самом деле я вовсе не был смельчаком, а просто долго соображал.
– У вас две минуты! – жестко заключила Вера. – И время уже пошло!
После чего она вернулась в комнату, громко хлопнув дверью. Вот теперь до меня дошло, что надо было пугаться, и появилась слабость в коленках. От удара дверью девятиэтажный дом вздрогнул, как во время землетрясения. До сих пор не пойму, как люстра не свалилась мне на голову.
Несчастный Антон виновато посмотрел мне в глаза. После свадьбы наши вечерние посиделки с пивом ушли в небытие. Если до свадьбы Вера спокойно воспринимала вернувшегося навеселе Антона и даже подшучивала над его нетвердой походкой и заплетающимся языком, то после свадьбы провела с новоиспеченным мужем доверительную беседу, высказав ему свои убедительные доводы по поводу пива, пьянок, друзей, футбола и тому подобного. Эти «убедительные доводы», выразившиеся в двух сломанных ребрах, выбитой челюсти и неделе реанимации, оказали свое поистине фантастическое «воспитательное влияние». После чего при упоминании о пиве или о чем-то покрепче в глазах у Антона явственно читалась тоскливая смесь страха пополам с надеждой. Похоже, понятия «ДО свадьбы» и «ПОСЛЕ свадьбы» имеют в семейной жизни основополагающее значение. Вы еще этого не знаете? Не переживайте – женитесь, и все станет кристально ясно и абсолютно понятно!
Впрочем, я опять отвлекся...
Алла Васильевна после второго занятия попросила меня задержаться. Оказалось, что ее горячо любимая внучка выходит замуж. А фотограф стоит денег (это понятно, творческие люди тоже хотят кушать). И денег на фотографа нет (или просто жалко, но я не стал уточнять, справедливо опасаясь за последствия таких неуместных вопросов). И мы заключили соглашение: я делаю фотосъемку свадьбы для ее обожаемой внучки, а она ставит мне «удовлетворительно» на экзамене в любом случае. Поэтому на океанологию я забил от всей души.
Правда, перед экзаменом коленки у меня слегка подрагивали, но все прошло в самом лучшем виде. Получив инструкцию, что я должен «слегка опоздать» на экзамен, я прибыл к тому моменту, когда последние курсанты потели над своими билетами. Думаю, для того, чтобы другие экзаменуемые впоследствии не удивлялись, что мои «колоссальные познания» в области океанологии оценены всего лишь на жалкие «удовлетворительно», а не на «отлично», чего я, несомненно, был однозначно достоин. В нашей горячо любимой мореходке курсанты делились на две категории: «черепа» – это те, кто учился хорошо, и «тормоза» – это те, кто учился, соответственно, плохо. Понятное дело, на экзамен первыми шли черепа, а в конце – тормоза, надеясь на то, что к концу препод устанет или основательно пресытится количеством уже поставленных неудов. Но с Ведьмой этот фокус однозначно не проходил. Один за другим «самые тормознутые» прошествовали к двери с тоской в глазах и фигами в зачетках.
Когда мы остались одни, Алла Васильевна посмотрела на меня своим особым взглядом. Почему-то мне представилось, что именно таким взглядом смотрит на гнилую падаль тигрица, только что объевшаяся кровавой свежатинкой.
– Подходи, не бойся, – сказала она, – я не кусаюсь.
По этому поводу у меня было отдельное мнение. Но, помня, что молчание – золото, я аккуратно присел на краешек стула.
– Давай билет!
Я протянул ей картонку от вычислительной машины, на обратной стороне которой четким Ведьминым почерком были написаны три вопроса. «Три ступени по дороге в ад…» – как любил выражаться другой наш обожаемый преподаватель, обладавший не менее выразительной подпольной кличкой «Кол».
– Так, хорошо. Билет номер тринадцать!
Честно признаюсь, что все время подготовки я потратил на то, чтобы понять, почему мне все время попадаются билеты с цифрой тринадцать. Вместо того чтобы попытаться вспомнить хоть что-нибудь из науки, изучающей моря и океаны, я раздумывал о злой магии числа «13», черных котах и превратностях судьбы.
– Итак, что вы мне можете сказать по первому вопросу: «Влияние горизонтального вектора гидростатического давления на скорость и соленость градиентных течений»?
Честно говоря, я был крайне благодарен Алле Васильевне за то, что она взяла на себя труд прочитать первый вопрос билета самостоятельно. Боюсь, что мне, как нормальному человеку, такие слова не выговорить и после литра пива, а уж трезвому и подавно.
– Влияние положительное, – ответил я.
Ведьма улыбнулась:
– Как ни странно, ответ в принципе верный. Переходим ко второму вопросу!
Текст второго вопроса я решил здесь не приводить. К чему это, если я все равно не смог его даже прочесть. Поэтому мой ответ был примерно следующим:
– Э-э-э… Ну так… М-м-м… Это, как там его…
– Понятно, – остановила меня Алла Васильевна, по-видимому, до глубины души потрясенная моими познаниями в своем предмете.
Я облегченно выдохнул.
– И остается дополнительный вопрос.
Она задумалась. Я испугался, что этот вопрос будет «на засыпку». На столе стоял графин с водой. Налив себе на пару пальцев, Алла Васильевна, начала пить и вдруг посмотрела на меня поверх стакана. У нее был вид человека, которому в голову пришла спасительная мысль.
– Что это такое? – она пощелкала ногтями по графину.
– Графин.
– А внутри?
– Вода. Наверное…
В этот момент я подумал, что чисто теоретически там могло быть и что-то покрепче, по внешнему виду очень похожее на обычную воду.
Она улыбнулась:
– Молодец! А говоришь, что плохо понимаешь океанографию! «Хорошо» ты честно заработал. Давай зачетку!
С тех пор я очень полюбил Аллу Васильевну. Милая такая, добрая и приятная старушонка. И прозвище Ведьма ей дали совершенно зря!
Мои воспоминания прервали резкие звуки морзянки, и я узнал наши позывные. Принятая телеграмма сообщала, что необходимо провести досмотр неизвестного судна и немедленно доложить о результатах. Я отнес радиограмму капитану, и мы с дедом пошли собираться. Не успел я надеть спасательный жилет, как по громкой связи прозвучала команда:
– Переднюю шлюпку по левому борту на воду! Досмотровой команде приготовиться!
Глава четвертая
На борту брошенного судна
Кошка зацепилась за фальшборт, и я, как самый молодой, по капроновому фалу поднялся на палубу. Укрепив веревочную лестницу, я сбросил ее вниз. Члены досмотровой команды один за другим поднялись на судно.
На палубе никого не было.
– Э-ге-гей!!! – закричал старпом. – Есть тут кто живой?
А в ответ тишина…
Мы внимательно осмотрели все вокруг на предмет повреждений, но ничего не нашли. Просто небольшой старый сухогруз, с которого ушла команда. Людей не видно – ни живых, ни мертвых.
– Пошли на мостик!
Вопреки опасениям, все двери оказались открыты. Особого беспорядка на мостике не обнаружилось. Датчики в рубке были мертвы. Даже мне стало понятно, что электрические системы корабля-призрака полностью обесточены, похоже, аккумуляторы давно сдохли. Михалыч оказался прав: старое суденышко уже много лет скиталось по морям-океанам.
– Сделаем так: разделимся. Дед и радист идут в машинное отделение. Боцман с Васей – в жилые каюты и трюма, – приказал старпом Костя, назначенный капитаном руководить досмотровой командой, – а мы со Степаном поищем здесь. Если что, кричите.
Мы с Михалычем спустились на две палубы вниз. Сверху падало немного рассеянного света. А дальше трап вел вниз в густую темноту.
– Страшно? – ехидненько так поинтересовался дед.
Кто же в таком признается?
– Нет, – сказал я.
– Ну и дурак! Таких смельчаков на кладбище, знаешь, сколько?
Я и понятия об этом не имел. Но смутно догадывался, что вполне достаточно.
– Что же там внизу..., – продолжал нагонять страху Михалыч, – может быть, трупы. А может быть, и еще что похуже.
– Например? – усмехнулся я, пытаясь выглядеть бесстрашным морским волком.
– Э-э-э, брат… Море – это такая штука… Может, чудища какие затаились. Ведь совершенно непонятно, куда делся экипаж. А может, души погибших моряков…
Мы постояли на свету. Честно говоря, после таких слов мое желание спускаться куда-то улетучилось.
– Может, не пойдем? – предложил я. – Скажем, что все осмотрели и ничего не нашли.
– Мысль хорошая, – одобрил дед, – но неправильная. Очень плохо оставлять за спиной незаконченную работу.
После этого мы спустились на нижнюю палубу и стали искать вход в машинное отделение. Мое сердце екнуло – постепенно свет фонарика становился все более и более слабым, похоже, садилась батарейка. А вот и искомая дверь с табличкой на английском. Открылась она подозрительно легко, и мы вошли внутрь.
– Сейчас только глянем – и назад, – сказал дед, – мне совсем не улыбается искать обратную дорогу на ощупь.
Если он думал, что это улыбалось мне, то очень ошибался.
Судно качнуло на очередной волне, и дверь в машинное отделение захлопнулась.
И в этот момент фонарик окончательно погас.
Глава пятая
О пользе запасных батареек, трех вариантах поведения в критических ситуациях.
– Все-таки придется возвращаться на ощупь, – сказал дед, – ты дорогу запомнил?
– Нет. А ты?
– Я тоже не очень. Ничего, судно небольшое. Поднимемся на палубу выше, а там почти светло. В крайнем случае, покричим. Ладно, нечего тут в темноте торчать, пошли назад.
Михалыч нажал на ручку, но та не поддалась.
– Не открывается, – растерянно пробормотал он.
– Как это – не открывается? – испугался я. – Сюда же хорошо открылась!
– А вот так! Попробуй сам!
Я попробовал. Давил изо всех сил – толку никакого.
– Может, где стопор какой защелкнулся, – предположил дед, – отойди в сторону, поищу.
Я отошел. Дед долго шарил руками в районе замка, но никакого стопора не нашел.
– Надо было запасную батарейку взять, – сказал я.
С самого детства я считал себя очень умным. С возрастом выяснилось, что это действительно так. Но, к сожалению, лишь задним умом.
– Что будем делать? – спросил я.
– Есть три варианта, – ответил дед.
– И какие?
– Вариант первый: можно удариться в панику.
Вариант первый мне не очень понравился.
– Вариант второй: можно наложить в штаны.
Второй вариант мне понравился еще меньше.
– Ну, если первые два варианта тебя по каким-то причинам не устраивают, можно просто стучать в дверь, пока нас не услышат.
– А если нас не услышат? – спросил я.
Михалыч не ответил. Хотя, положа руку на сердце, я бы совсем не хотел знать ответ на свой вопрос.
Выбрав вариант номер три, я ударил по железной двери кулаком. Оказалось, что у него плюсов тоже не очень-то много. Во-первых, звук удара получился совсем тихим – вряд ли его услышат на палубе или в рубке. Во-вторых, удар пришелся по ребру жесткости, и я разбил себе пальцы.
Поэтому заорал благим матом:
– А-а-а-а-а-а-а!
– Не-е, – сказал дед, – так не услышат.
– Я руку разбил!
– Идиот!
– Ты же сам сказал, что надо стучать по двери!
– Я имел в виду чем-нибудь железным.
Очень своевременно!
– У тебя есть большой ключ? – спросил я.
– Нет. А у тебя?
– И у меня нет, – сказал я, – но ты же механик! На кой мы вообще полезли в машину без ключей?
– Зачем они? – удивился дед. – Все равно ничего ремонтировать я не собирался. Или ты думаешь, что механики всю жизнь ходят с мешком инструмента за плечами?
Честно говоря, я вообще об этом никогда и ничего не думал.
– У меня все ключи в машинном отделении на специальном стенде висят, – продолжал Михалыч, не дождавшись моего ответа, – может, и здесь то же самое.
– Надо поискать, – предложил я.
– Надо, – согласился дед.
И мы приступили к поискам.
Вам когда-нибудь доводилось искать что-нибудь железное (типа большого гаечного ключа) в кромешном мраке запертого машинного отделения на мертвом корабле-призраке, дрейфующем под властью ветров, течений и волн в северной части Атлантического океана? Нет? А жаль… Если представится случай, обязательно попробуйте! Незабываемые ощущения гарантируются!
Глава шестая
О том, что некоторые величайшие шедевры мирового кинематографа
однозначно не рекомендуется вспоминать в определенных ситуациях
Приступив к решению задачи с максимальным усердием, я тут же врезался лбом во что-то большое, твердое и однозначно железное.
– А-а-а-а-а-а!
– Что случилось? — с неожиданной заботливостью спросил дед.
– Головой ударился!
– Надо быть аккуратнее!
За что мне всегда Михалыч нравился, так это за свои ценные замечания!
– Понятно, – ответил я.
И в самом деле, что тут непонятного?
– Аж искры из глаз!
– Жаль, что они ничего не осветили. Если хочешь, ползи на карачках и рукой ощупывай дорогу перед собой. Тогда голова останется цела.
Прекрасная идея. Я так и поступил, даже не подумав о том, что дед мог банально пошутить.
– А-а-а-а-а-а! – раздался крик.
– Что случилось?
– Теперь я ударился!
– Надо быть аккуратнее! – отплатил я деду той же монетой.
Михалыч не ответил и обиженно засопел. Похоже, он решил самостоятельно не использовать свой же совет по передвижению на карачках, за что и был жестоко наказан.
Вскоре я уткнулся в какой-то механизм. Повернул влево и тут же вляпался во что-то скользкое и липкое. Понюхал — машинное масло. Похоже, на этом корабле за чистотой пола в машинном отделении не очень-то следили. Впрочем, на нашем было то же самое. Но это навело меня на мысль, которая в первый момент показалась просто гениальной.
– Дед?
– Чего?
– У тебя спички есть?
– Нет. А зачем мне спички? Я же не курю.
Я тоже не курил. Если бы в этот момент мне кто-нибудь стал рассказывать о вреде курения, то сразу получил в морду.
– А зачем тебе спички?
– Я в масло вляпался. Могли бы сделать факел.
– Хорошая мысль! – похвалил Михалыч. – Тебя на кладбище будут считать настоящим героем. Думаю, и меня тоже.
– А почему?
– За компанию, так сказать!
– Я хотел спросить, ПОЧЕМУ меня будут считать героем? – повторно задал я вопрос, постаравшись выделить интонацией нужное слово.
– А вдруг здесь скопление газа или испарений топлива? Взлетит весь корабль ко всем чертям!
– Я ничего не чувствую.
– Иногда газ не пахнет, – резонно ответил дед, – хватит болтать, ищи дальше.
Я стал искать. А что еще оставалось делать? Аккуратно ощупывая перед собой дорогу, я не спеша двигался вперед. На лбу вздулась здоровенная шишка, и голова сильно болела. Зато теперь я стал намного аккуратнее – правильно говорят, что нет лучше учителя, чем личный жизненный опыт. Куда же делся экипаж?
Совсем не к месту вспомнилось великое творение Ридли Скотта «Чужой». Прекрасный фильм, но думать о нем, находясь в полнейшей темноте на борту брошенного судна, однозначно не рекомендуется! Можете поверить моему опыту!
В результате машинное отделение стало наполняться жуткими чудовищами, незаметными во мраке. Вот сейчас высунется огромная, истекающая ядовитой слюной отвратительная пасть и схватит меня за руку. Или за горло, что в создавшейся ситуации не намного хуже. Так вот куда делся экипаж! Мне стало все понятно! Всякая болтовня насчет инфразвука или внезапного сумасшествия – полная чушь! Люди пошли на корм, или еще хуже – использованы как инкубаторы для инопланетных монстров. А где их удобнее разместить? Не на мостике же! Лучше машинного отделения места не придумаешь!
Поэтому скорость передвижения заметно уменьшилась. До моего слуха стали доноситься еле уловимые звуки где-то впереди. Мягкая, еле слышная поступь. Сдерживаемое дыхание. И шорохи… Как будто змея ползет по металлу. Или это хвост инопланетного монстра? Звуки падающих капель и мягкое шипение прожигаемого кислотой металла… Знание того, что дед где-то сзади, смелости тоже не добавляло. И тут вариант номер два – насчет того, чтобы наложить в штаны, вдруг показался мне очень даже привлекательным!
– Дед! – заорал я.
– Нашел чего?
– Нет. Просто хотел узнать, ты еще жив?
– Жив. Что, страшно стало?
Признаваться мне не хотелось.
– Нет, не страшно. Но как-то не по себе.
– Мне тоже не по себе, – ответил Михалыч, – вроде я тут что-то отыскал.
– Что именно?
– Какие-то детали.
– Подойдет?
– Пока не знаю.
Голос деда звучал на удивление спокойно. Наверное, «Чужого» он не смотрел. Вот счастливчик! Разговор придал уверенности, и я вновь двинулся вперед на карачках. Через минуту моя рука наткнулась на что-то очень похожее на железный стол с выдвижными ящиками, и я осторожно поднялся на ноги. На ощупь удалось определить, что поверхность стола завалена мелкими болтами, гайками и железной стружкой.
Глава седьмая
Бинокль
Не найдя ничего подходящего на крышке стола, я решил проверить ящики. В верхнем мне удалось обнаружить плотный футляр странной формы. Сверху футляра оказалась крышка. Я открыл замочек и нащупал два кольца, разделенные пустотой, в которой находилось что-то вроде ремешка. Крепко за него ухватившись, я вытащил находку из футляра и ощутил, что в руках у меня оказался странный предмет из двух частей. Мне пришлось долго крутить его в руках, пока не пришло понимание, что же это такое.
– Бинокль! – наконец-то догадался я.
Только непонятно, что делает эта вещица в машинном отделении. Вот найти его в ходовой рубке было бы достаточно логичным. Впрочем, разгадывать логические загадки мне никогда особо не удавалось, поэтому я попытался оценить его на предмет использования в виде ударного инструмента. Достаточно тяжелый! Если не найдется ничего лучше…
– Нашел, – услышал я голос деда, – молоток!
Я потихоньку двинулся назад. Вдруг раздался страшный грохот: это Михалыч начал колотить в дверь. В тишине машинного отделения, заключенного в стальную коробку, удары молотка по металлической двери звучат впечатляюще! Не верите? Попробуйте засунуть голову в пустую железную бочку и попросить друга стукнуть по ней молотком. Только не по голове, а по бочке, это не так больно! Будете в восторге!
– Слушай! – приказал Михалыч. – Может, кто пойдет.
Он нанес несколько сильных ударов, и мы стали прислушиваться. Пока никого не было. Так, перемежая удары молотком по металлической двери внимательным прослушиванием происходящего в коридоре, мы и проводили время в кромешной тьме. Долго никто не приходил, и мне уже стало казаться, что прошли целые сутки, досмотровая команда вернулась на траулер, и судно пошло дальше на промысел. А о нас благополучно забыли. Естественно, подобные мысли совершенно не способствовали улучшению моего настроения.
Наконец за дверью послышались далекие голоса.
– Мы здесь! – заорал я.
Голоса приближались.
– Здесь мы!
Дед продолжал колотить по двери.
– Не стучите, – раздался голос боцмана, – мы рядом. Почему вы там сидите?
– Дверь не открывается.
– Отожмите стопор!
– Стопора нет!
– Ладно, мы сами…
Что-то щелкнуло, и дверь подалась. Яркий свет фонарей больно резанул по глазам.
– Вот же он, – боцман указал на небольшой рычажок с противоположной от основной ручки стороны двери.
– Вот уроды буржуинские, – пробормотал дед, – что, нельзя было его справа поставить, как на всех нормальных кораблях?
– А почему в темноте?
– Фонарик сел.
– Надо было запасную батарею брать.
Еще один умник нашелся!
Попросив у боцмана фонарь, дед быстро обошел машинное отделение. К моему искреннему удивлению, никаких чудовищ, равно как и завернутых в коконы людей, ожидающих введения чужих эмбрионов, обнаружить не удалось. И вообще, в ярком свете фонаря машинное отделение корабля-призрака выглядело на удивление будничным. Маленьким, старым и грязным. Я прихватил бинокль, и мы пошли наверх.
– Ну вы даете! – сказал старпом Костя, когда мы поднялись на палубу. – Мы тут чуть не обделались, когда услышали ваши стуки!
Какой честный человек! Я бы в таком никогда не признался! Это только в американских боевиках сплошные герои. А закрой такого киношного смельчака в незнакомом помещении без света на мертвом корабле, его штаны потом придется выкинуть ввиду невозможности отстирать.
Глава восьмая
О ключевых моментах в сообщениях о премировании
Пока мы с Михалычем прохлаждались в машинном отделении, остальные члены досмотровой команды уже обшарили все судно. Членов команды – ни живых, ни мертвых – не было. Никаких повреждений, отметин от пуль и других следов захвата судна или борьбы не обнаружилось. Трюмы небольшого сухогруза, больше подходящего для каботажных перевозок, оказались пусты. Судового журнала и других документов, способных пролить свет на причину трагедии (а также была ли она вообще), найти тоже не удалось. Похоже, команда покинула судно спокойно и без спешки. В нескольких каютах оказались брошенные старые вещи, какие человек обычно оставляет при переезде в другое жилище.
Один за другим моряки спустились в шлюпку. Боцман, я и матросы прихватили с собой несколько трофеев, на что имели полное право согласно международным морским законам, ведь корабль, брошенный экипажем, и все, что на нем находится, с этого момента становится нашей собственностью. Я сбросил лестницу и спустился по веревке вслед за ними. Потом мы по очереди пытались скинуть кошку, но, похоже, крюк за что-то зацепился и никак не хотел отпускаться. Наверное, кошке здесь понравилось.
– Брось ее, – приказал боцман, – пора ехать.
Мы взялись за весла и стали грести по направлению к траулеру.
Так у старого корабля, долгие годы бороздившего просторы океана в грустном одиночестве, появилась милая подружка – железная кошка с тремя острыми когтями и длинным хвостом из капроновой веревки. Я очень надеялся, что они подружатся.
Дальше все происходило, как положено. Я организовал капитану телефонную связь с пароходством. Разговор подслушать не удалось, так как меня попросили выйти и подождать за дверью. Команде объявили, что представители пароходства связались с властями Норвегии и через двое суток сюда подойдут морские буксиры и заберут корабль-призрак в ближайший порт. Поэтому следующий день мы просто бездельничали, стараясь далеко не отходить от мертвой посудины. Вечером пришел дед и предложил выпить по стаканчику браги. Дрянь, конечно, но за неимением лучшего… Заодно Михалыч напомнил мне про уговор с бутылкой коньяка, про который я во время всех этих приключений успел позабыть. Вскоре подошли два мощных буксира, и корабль-призрак отправился в сторону берега. А наш траулер пошел дальше на север к районам промысла.
Через несколько дней на имя капитана пришла радиограмма следующего содержания с пометкой «Уведомить экипаж»:
«Уважаемые товарищи рыбаки! Руководство пароходства благодарит вас за грамотные действия при встрече с неподвижным и лишенным экипажа судном в международных морских водах. В ближайшее время возможно рассмотрение вопроса о премировании всего экипажа в иностранной валюте. Своим трудом вы показали всему миру, что советские люди готовы прийти на помощь всем терпящим бедствие людям, невзирая на национальность и цвет кожи...» Дальше не помню.
Капитан зачитал радиограмму на общем собрании экипажа. Моряки обрадовались. Премия, тем более в иностранной валюте, еще никому не мешала.
После этого мы с дедом вышли на палубу. По дороге я прикидывал, на что смогу потратить неожиданно свалившиеся на мою голову халявные деньги. Единственное, что мешало этому «тактическому финансовому планированию» – неопределенность суммы в иностранной валюте.
Поэтому я спросил у Михалыча:
– Как ты думаешь, по сколько нам заплатят?
Дед посмотрел на меня примерно так, как смотрят случайные посетители психушки на ее постоянных обитателей.
– Сынок… Ты внимательно слушал, когда капитан зачитывал радиограмму?
– Конечно, – ответил я, – кроме того, я сам ее принимал.
Михалыч вздохнул.
– Тогда меня очень удивляет, как ты сумел пропустить один маленький, но принципиальный момент.
Я ничего не понял.
– Ты можешь не выпендриваться, а объяснить понятно?
– Постараюсь. Ключевой момент радиограммы: «...возможно рассмотрение вопроса о премировании...».
– И что?
– Обрати внимание! Не «...каждый член экипажа получит премию в сумме...», а «...возможно рассмотрение вопроса о премировании...». Соображаешь?
Особой быстротой соображения я вообще никогда не страдал.
– Так ты можешь мне сказать, сколько мы получим?
– Невероятно... – пробормотал дед. – И как только подобных идиотов берут во флот…
Естественно, Михалыч пошутил. Во всяком случае, в тот момент я очень на это надеялся.
И тогда он поднес к моему носу очень выразительный кукиш! От него пахло металлом и машинным маслом. Любезно предоставив мне возможность вдоволь налюбоваться намертво въевшейся в большой палец старой смазкой, дед добавил:
– Ровно вот столько!
Тут я наконец все понял...
Удивительно, как это некоторые люди иногда невообразимо долго не доходят до самых очевидных вещей!
В итоге Михалыч оказался прав. Накаркал, наверное...
Траулер шел на север. Чем дальше от экватора, тем короче становился день. Нас ждали большие заработки (которые по возвращении съела инфляция), романтика дальних странствий (про которую лучше читать в книжках) и новые приключения (а это уже совсем другие истории).
Шишка на лбу давно прошла. Да и сами детали происшествия в основном выветрились из моей не очень-то хорошей памяти. Иногда мне кажется, что все изложенное выше – просто яркий сон. Или бред старого шизофреника, что более вероятно. И тогда я беру свой верный бинокль и через древний сосновый бор Рантау иду к берегу моря, за острый мыс, понаблюдать за бакланами и чайками.
Если мы с вами когда-нибудь встретимся, вы тоже сможете в него посмотреть.
КОНЕЦ!
------------------
------------------
Экскурсии с Игорем Краснощековым
------------------